– Вы не больны, – Свиридов убрал листок в противоположную от Винокурова сторону. Он таких раскусывал быстро. – Более того, – он спародировал тон Винокурова. – Вы – мошенник. Выйдете немедленно из помещения. Иначе буду вынужден вызвать…

Он не договорил.

– Мошенник? – прохрипел Винокуров. – Я?

Он ударил Свиридова головой о стол с такой силой, что голова депутатушки треснула и раскололась, как арбуз. Кровавый сок стекал по обоям и петлял между досок паркета.

Винокуров не терпел оскорблений. В этом Ниночка оказалась абсолютно права.

Винокуров осмотрел поле боя и решил, что прошения придётся временно оставить. А как хорошо бы было – сколько привилегий, сколько выплат, плюс – единовременная. Её бы на чёрное. Или, глядишь, на зеро.

Эх…

Он оставил думы, когда услышал приближающийся стук каблуков. Вынырнул через окно с грацией кота и шмыгнул между деревьев с проворностью лиса.

В спину ударил истошный вопль Ниночки. Винокуров смахнул его, подёрнувшись, и поспешил в сторону вокзала.

Покои потомственной ясновидящей Елизаветы Званной в Набережных Челнах по улице Холмогорской, строение 7

– Входите, – голос из-за балдахина был тихим, хрипящим, притупленным будто.

Новицкий локтем отодвинул ткань в сторону и заглянул в комнату.

Пахло ладаном. Помещение тонуло в приглушённом красном свете. Посреди подушек, разбросанных по полу, сидела женщина с закрытыми глазами. Она покачивалась из стороны в сторону, словно в трансе. С удивлением Новицкий заметил, что одним глазом колдунья едва заметно подглядывает за гостем, как ребёнок, играющий в прятки.

– Я… Э…

– Я знаю, – прошептала колдунья. – Я всё знаю. Садись.

Новицкий плюхнулся на одну из подушек. Он прижал к себе дипломат и погладил его гладкую крокодиловую кожу.

– Э, – пробасил он, прождав пару секунду. – И?

– Рассказывай.

Новицкий, ожидавший, что всезнающая колдунья сама начнёт ему всё рассказывать, заёрзал на подушке.

– Э… Ну, мне нужно излечить от, ну, э, ну, от нищеты…

– Ты болен, сын мой, – прошептала колдунья, открыв глаза. Её зрачки оказались абсолютно чёрными от линз. – Как жаль…

– Да нет, – Новицкий выудил из дипломата фотографию и протянул Елизавете. – Жёнушка моя…

– Конечно-конечно, – кивнула колдунья, рассматривая фотографию. – Это я про другое… Что же, что же. Ситуация тяжёлая. Глубокая.

– Но ведь, э… Ну, не предвещало ж ничего, – попробовал оправдать супругу Новицкий, совсем растерявшись. – В детском саду, э, трудится!

– Что же, что же, – прошептала колдунья Елизавета. – Сейчас многие… Никто не застрахован.

– Да-да, – Новицкий попытался забрать фотографию у Елизаветы, но та лишь одёрнула руку. – Да, э… Да. Сколько же?

Елизавета бросила взгляд на дипломат из крокодиловой кожи. Оценила пиджак Новицкого.

– Пятьдесят.

– Ох, – выдохнул Новицкий. – Э… А что, если? Ну, если не выйдет?

– У нас нищие еженощно, – прошептала Елизавета, окончательно забыв про наигранную хрипотцу. – По десять раз бывает ходят. Что же я? Наловчилась уже. Сто процентев даю!

Новицкий выдохнул ещё громче. Выложил на соседнюю подушку пачку денег. Пересчитал. Подвинул к колдунье.

– Свободны, – Елизавета схватила купюры.

– А обряд? Э… Или что там положено?

– Я сама, сынок, – уже громко и нервно проговорила Елизавета. – Одной надо. Иди-иди.

Новицкий вышел, чувствуя одновременно облегчение и растерянность. Вроде сделал всё, что мог. А вроде и надурили.

Елизавета же переключила свет с красного на обычный, убедившись, что Новицкий ушёл.

Сложила деньги в сейф и хихикнула в сморщенный кулачок.

– Побольше бы нищих, – сказала она вслух и захлопнула металлическую дверцу. Стопки купюр внутри шелохнулись и приятно прошуршали.

Государственное бюджетное учреждение здравоохранения для больных нищетой «Исправительная больница Калининградской области №4»

– Бежим сегодня? – прошептал Сергеев, когда в коридоре стихло.

Пахло медикаментами и ногами. В окно билась одинокая муха.

– Зачем?- Алфёров приподнялся с койки.

– Как зачем? Тебе не надоело что ли? Я думал, ты тоже…

– А вдруг вылечат скоро?

– От чего? Я не нищий. Ты – тоже, – Сергеев распахнул окно и посмотрел вниз. Второй этаж, не так уж и высоко. – Да тут никого нищего нету, бред всё это!

– У меня диагноз был точный. Сказали, миллион процентов, что нищий я.

– Да они там с ума сошли. Показное это всё. Мол, от нищеты страну спасают. А сами – просто случайных людей упекли в психушку.

– Мне и тут неплохо, – Алфёров улёгся обратно. – Кормят, поят. Фильмы показывают. Пособию уплочивают вовремя. Что ещё надо-то?

– Ну и нищуйте себе! – сказал Сергеев и выпрыгнул из окна.

Он сломал ногу и отправился в отделение интенсивной терапии. А Алфёров вылечился через месяц и получил руководящую должность в рамках программы помощи вылечившимся от нищеты.

На предприятии он часто рассказывал подчинённым историю о Сергееве и всегда заканчивал её так:

– Нищету не вылечить побегом от неё. Только принятием!

Большое сердце

Анастасия Вий

г. Миргород

Мешки под глазами у него сегодня были ещё темнее. Воротник рубашки расстёгнут, галстук сбился набок, длинная шея изогнута, словно знак вопроса. В целом, помятый такой видончик, будто после конкретной пьянки, но я понимал, что дело в другом. Снова киснет наш Веган.

То ли дело математик, всегда подтянутый, весёлый, хвост пистолетом – и всегда готовый подсунуть убойную каверзу. Я вздохнула: свежая тройка ощущалась, словно кирпич в портфеле. Нет, задачка была не то чтобы супер, едва для начальной школы, но кто ж знал, что для двойного интегрального преобразования сперва потребуется разложение в гармонический ряд!

Мы привычно встали, приветствуя биолога, но Веган этого словно не заметил.

– Хотите посмотреть на сердце? – буркнул он и плюхнул на стол большой пластиковый пакет.

Класс оживлённо загалдел.

– Вот это да!

– Настоящее?

– Да, – кивнул учитель, – и совсем свежее.

Класс выжидательно притих.

– Совсем у Вегана крыша поехала, – шепнул мне сосед по парте по прозвищу Скалозуб и покрутил пальцем у виска. – Сырое мясо на урок притащил.

Биолог запустил в пакет пятерню и извлёк из него скользкий красно-коричневый ком. Должно быть, прямо с утра в мясной заскочил.

Он подманил нас ближе, и мы послушно сгрудились у его стола, растерянно переглядываясь. Уж не спятил ли Веган окончательно и бесповоротно?

– Сожмите кулак, – велел он. – Вот такого размера у нас сердце… ну, плюс-минус.

Одни приложили кулаки к груди, другие поднесли к глазам, будто впервые видят.

– Большое сердце, верно? А знаете, почему?

– Добрей?

– Великодушней?

Веган опустил голову, помолчал, став ещё мрачнее.

– Не знаю, не знаю,